И в ярости решил покарать обоих. Возле хижины как раз стоял почти законченный «статусный» паланкин, который наскоро соорудили, чтобы наше войско беглецов стало чуть больше похожим на торговый караван.

— Так! Вы! — я прицелился одним пальцем в обоих. — Будете паланкин нести! Десять дней!

И вот они несут — а я мучаюсь. Конечно, в самых безлюдных местах я вопил величественное «стоять, негодяи!», слезал на землю и позволял себе размять зад небольшим маршброском. Но чем дальше, тем хуже было с безлюдными местами. Миштлан оказался страной богатой на людей. А мы, как-никак, шли по самым торным дорогам (тропам, конечно, тропам, откуда здесь дороги). Кактусовые и агавовые заросли постоянно сменяли террасы полей, которые ярусами оплетали все более-менее покатые склоны.

Я рад, что мы решили обнаглеть и двинуться по караванным путям, закосив под торговцев. Все-таки идти так было во многие разы легче, чем во время бегства из Четландии. И даже легче, чем по Толимеке, где мешали не только горы, но и леса. В Миштлане с лесами негусто. Так что на отдельных участках удавалось идти колонной по пять-шесть человек. И я мог видеть всю свою «империю», не слезая с паланкина.

Как и сейчас, например. Всё еще очень длинной, но все-таки, достаточно, компактной змеей шло мое воинство, умещаясь в три-четыре сотни метров. Все пятьсот человек. Точнее, 545 — такое число озвучили на последнем совете. Во время жизни у йопи, в набегах я все-таки потерял несколько человек. Однако, когда среди местных стало известно, что вождь Отмеченная Спина уходит вместе с чужаками, к нам со слезами и мольбами прибилось еще не меньше дюжины йопи. Кто-то был лично предан вождю, другим уж очень понравилось жить и воевать «по-четлански». Я пожал плечами: Аскуатле всегда нужны следопыты. А мне и носильщики пригодятся.

Паланкин дернулся особенно сильно, а потом замер. Я поднял взгляд: встало всё мое войско. Впереди, справа от тропы, наливался предосенней зеленью, редкий для этих мест лесочек. Но буйство природы на этот раз затмила пышность антропогенная. Широкую тропу перегородили несколько паланкинов. Роскошные настолько, что мне за свой стало стыдно. Перья, яркие ткани — всё в таком изобилии, что больно глазам. А вокруг же еще куча людей: с опахалами, с кувшинами и блюдами… и с щитами и копьями, что немаловажно. Каждый слуга так ярко одет, что мне теперь за весь свой двор стало стыдно.

— Послы, кажись, владыка, — Вочтуиката тоже рассмотрел причину «пробки». И не мог не высказаться по этому поводу.

Оказалось, и вправду послы.

— Разворачивайтесь и убирайтесь прочь с земель Йоосандуаа! — услышал я, когда мы, наконец, протолкались вперед и обзавелись переводчиками из числа йопи.

Кажется, «торговый камуфляж» не сработал.

— Позвольте мне объяснить, кто мы такие… — начал было я, но договорить мне (вернее, моему толмачу) не дали.

— Великую и славную йиацехе города Йоосандуаа не интересует, кто вы и откуда. Вести о вашем сброде уже несколько дней приходят с западной стороны. Нам неважно, откуда вас согнали, и где вы надеетесь приткнуться. Возвращайтесь и ищите другой путь. Всесильная правительница не намерена терпеть вас на своей земле! Подчиняйтесь или будете уничтожены! Позади нас стоит готовое к бою неисчислимое воинство земли Йоосандуаа. Наши воины вырвут ваши трепещущие сердца, а головы насадят на колья!

Я буквально физически почувствовал, как закаменели лицамоей делегации. По счастью, никто ничего не сказал в ответ, даже болтун Вочтуиката сдержался. Только стоящий справа Аскуатла процедил с улыбкой.

— Спасибо, что предупредили… дураки.

Мои люди жаждали крови. И я, как никогда, понимал их. Уже больше полугода мы только и делаем, что бежим. Бандитские набеги не в счет. Столько лет я вел свой народ к успеху, а теперь… Слишком много невзгод и унижений. У всего есть предел.

— Дедушка, ты не знаешь, насколько велик город Йоосандуаа? — тихо спросил я у Облачного Деда, которого, как эксперта, держал поблизости.

— Ничего о таком не знаю, владыка, — пожал плечами мастер. — Вряд ли он относится к великим городам нюсави.

— Да у них там баба правит! — прорвало, наконец, Вочтуиката. — Надо бить бабских подстилок!…

— Паланкин понравилось таскать? — прошипел я. — Спина, хоть ты его уйми.

Но командиры, стоявшие рядом, на этот раз были согласны с куитлатеком и уже рыли копытом землю. Не могу не признать: мне нравился их настрой. И все-таки…

— Возможно, ваша восхитительная госпожа все-таки пропустит мой народ? — дал я команду переводчику. — Что мы для этого можем сделать?

Стоило видеть, в каком удовольствии растянулись холеные морды сановников на паланкинах!

— Конечно, можете. Отдайте нам все свои запасы, всё оружие, что есть у вас. Оставьте девушек. А потом проползите на четвереньках перед великой и славной йиацехе, восхваляя ее доброту. Тогда, возможно, мы вас пропустим.

Этого было более чем достаточно. Я встал в паланкине (едва не навернувшись) и с усилием вытянул вперед руку.

Увечную правую руку. Руку, которую на западе боялись многие.

— Взять его! — мой усохший палец тыкал вперед очень неконкретно, но понятно, что я имел в виду сановника, ведшего со мной непочтительные речи.

Все только этого и ждали. Подтянувшиеся сзади золотые с быстротой ветра рванули вперед, оттеснили немногих стражей-миштеков, опрокинули паланкин, схватили переговорщика за шиворот и поволокли ко мне. А две двадцатки черных уже оббегали нас слева и справа, выстраивая впереди стену щитов. Черный Хвост понимал меня без слов.

— Любого, кто решается столь дерзко говорить с Хуакумитлой, избранником Золотого Змея Земли, ждет мучительная смерть без права погребения! — зарычал я. — Этот нечестивец останется жив, только потому, что я чту его статус посланника.

И повернулся к золотым

— Двадцать палок ему! Бейте от души! — в этом мире, не знающем прелестей скотоводства, не ведали плетей и кнутов, но палкой тоже многое можно сделать.

Над долиной раздались истеричные вопли, полные удивления и боли. Золотые не спешили, дозволяя знатному миштеку «насладиться» каждым ударом. Остальное посольство стояло в замешательстве: для нападения их было слишком мало, бежать же казалось зазорным. Наконец, избитого сановника швырнули под ноги его же носильщикам.

— Забирайте свою падаль! — крикнул я, старательно раздувая ноздри. — А вашей великой и славной жирной тапирихе передайте: хочет моих богатств — пусть приходит сюда и попробует их забрать! Если же она боится задрать лапку на сынов Золотого Змея — то я завтра сам приду и сожгу ее жалкий городишко дотла!

Окончание моей речи потонуло просто в рёве воинов. Черные долбили древками копий в щиты, белые визжали на гуамарский манер — их фирменный боевой клич. Никогда еще мое войско так не жаждало крови! Да я и не культивировал это. Но времена меняются. Меняются и меняют нас. Сейчас только настоящая и неукротимая ярость доведет нас до цели пути.

Посольство, подхватив избитого сановника, спешно удалялось по тропе на восток. Я же жестом созвал командиров.

— Всё, ребята, считайте, что дорога позади полыхает огнем. У нас теперь нет иного пути, кроме, как разнести этих миштеков.

— Не подведем, владыка! — весело выкрикнул Желтое Лицо.

— Только этого мы и хотим, — спокойно добавил Черный Хвост.

Я еще раз окинул взглядом долину. Достаточно голое место, да террасы с неубранным, почти поспевшим урожаем по обе стороны от низинки. И еще лесок впереди и справа.

— Встретим их здесь, — начал раздавать команды. — Думаю, я достаточно оскорблений им лицо кинул, чтобы они могли стерпеть. К тому же, не зря же я «неосторожно» ляпнул про богатства. Так что придут. Желтое Лицо! Как только эти трусы пропадут из зоны видимости — бери всех золотых, и прячьтесь в лесочке…

Тут я буквально зачесался от сверлящих меня взглядов. Обернулся: штрафники — куитлатек и йопи — смотрели на меня и молили!

— Ладно! — улыбнулся я. — Этих двоих тоже с собой возьми. Остаток наказания отработаете в бою!